Между тем второй свой спектакль по пьесе «Погребенный ребенок» Сэма Шеппарда Киселов ставил не с постоянно находящейся в отличной творческой форме труппой Городского театра, а в тартуском «Ванемуйне», драматическая труппа которого за время директорства «великого разрушителя» Айвара Мяэ стала едва ли не худшей в Эстонии – и до сих пор не пришла в себя: ломать не строить! Во всяком случае интересные замыслы классных режиссеров Хендрика Тоомпере-младшего («Замок» по Кафке) и британца Барри Раттера («Ричард III» Шекспира) оказались недовоплощенными из-за того, что слишком многие исполнители не дотягивали до уровня постановщика.

Киселов ставил пьесу, предлагающую режиссеру гораздо более высокий уровень сложности, чем эффектная, но в сущности прямолинейная хроника Шекспира, и как минимум не меньший, чем инсценировка романа Кафки. Страшные тайны, всплывающие в финале; распад семьи, в которой каждый ненавидит каждого; проклятие, тяготеющее над родом – нет, не Атридов, а проливающих пот на своей земле фермеров из штата Иллинойс: неизбежностью развязки и невозможностью противостоять судьбе пьеса напоминает античную трагедию. Но это не парафраз мифа, а оригинальный сюжет, укорененный в этой земле, политой дождями, потом и кровью…

Олби и Шеппард: противостояние и слияние

Киселов много лет работал режиссером и театральным педагогом в Америке; его интерес к первоклассной американской драматургии понятен. Не думаю, что у него есть универсальный ключ к любой американской пьесе, но Олби и Шеппарда он открывает одним и тем же ключом. Оба спектакля сделаны в эстетике гиперреализма, хотя в «Вирджинии Вульф» это не так заметно: близость быта героев, университетских профессоров, к представлениям современного горожанина очень велика, и зрительский глаз только любовался многочисленными подробностями среды существования Джорджа и Марты, наблюдал за драмой изнутри, из пространства их квартиры. А в «Погребенном ребенке» гиперреализм буквально кричит о себе. Здесь еще больше подробностей (сценограф Айри Эрас), многочисленные семейные фото неразличимы, но важно, что они есть, что у семьи глубокие корни и завидное прошлое.

Фермерский дом с комнатой наверху, неприкосновенной территорией жены хозяина, легкомысленной, несмотря на почтенный возраст, Хэли (Кюллики Салдре), напоминает форт. Мой дом – моя крепость? Пожалуй! Вот только в этой крепости все пошло вразнос – с тех пор, как Хэли родила внебрачного младенца. Хозяин, Додж (Айвар Томмингас), убил ребенка и закопал его на кукурузном поле позади дома – и возмездие преследует всю семью. Старший сын Тильден (Маргус Яановиц) превратился в жалкое подобие человека; второй сын, Брэдли, лишился ноги и стал озлобленным на весь мир скотом; сам хозяин утратил интерес к жизни и медленно спивается у телевизора…

В утонченной среде «Вирджинии Вульф» рок находил воплощение в виртуальной гибели вымышленного сына Марты и Джорджа – и героев преследовало несбывшееся, миф рождался на пустом месте, в изощренном воображении супругов, которое подпитывалось любовью-ненавистью. У Шеппарда все налицо – и убийство, и возмездие, и неминуемые признаки того, что род рассыпется в прах. Сын Тильдена Винс, единственный наследник фермы (Мартин Кыйв), – отрезанный ломоть: он не узнает отца, и отец не узнает сына. А узнать мудрено. Косноязычный, странным образом привязанный к тому самому роковому полю, таскающий оттуда в дом овощи, Тильден одичал до последней степени…

Актеры в руках Мастера

Как работал Киселов с труппой, мне неизвестно, зато на выходе из черного ящика картина получилась удивительная: актеры неузнаваемы – в лучшем смысле слова! Они полностью перевоплощаются в персонажей Шеппарда. Неточность игры, в последние годы свойственная – увы! – тартуским артистам, куда-то исчезла. Перед нами – живые, из плоти и крови, рухнувшие под тяжестью собственного земного существования люди. Герои не на жизнь, а на смерть сшибаются в неразрешимых конфликтах. Просвета не видно. Появление посторонних только усугубляет трагедию. Достопочтенный Дьюис (Райво Адлас), ханжа и трус, который, несмотря на пасторский чин, ухаживает за неугомонной Хэли, бежит с поля боя, едва запахло жареным. Адлас в этой роли очень убедителен, словно пришел не из-за кулис, а из самой жизни.

Единственная надежда на просвет связана с подругой Винса, Шелли (Маарья Митт). Девушка из другой среды, непосредственная и решительная, она входит на недолгое время в этот мрачный дом-форт, чтобы в страхе и отвращении покинуть его…

Естественность игры, гиперреалистическая подробность и точность деталей и правда чувств здесь самые высокие. Уже второй раз Младен Киселов показал, что в нем счастливо сочетаются постановщик, создающий эффектный и зрелищный образ спектакля, и режиссер-педагог, который находит предельно точные психологические мотивировки действий персонажей – и ведет за собой труппу по этим жутким, мрачным, но так великолепно воплощенным в сценическом действии лабиринтам!